Стертый мальчик

Я чувствовал себя потерянным, ведь моя повседневная жизнь исчезла всего за пару дней, а потому уже тогда сама мысль, что тюрьма «Гуантанамо», которую показывали по телевизору, вообще существует, что где-то за морем происходят бессмысленные пытки, а дикторы с блестящими глазами обсуждают их конституционность, казалась мне абсурдной. Я сходил с ума. Разве это не очевидно, что пытать людей нельзя? И в то же время я знал, что могу ошибаться. Я ведь ошибался раньше. Может, эта либеральная привычка вечно ставить все под сомнение и привела меня в результате к «Любви в действии»? Если бы я продолжал следовать слову Божьему, возможно, я остался бы с Хлоей и сейчас был бы на пути к нормальной жизни. 

 

Но я позволил грешному миру повлиять на мое мировоззрение. Позавчера один из наставников, Дэнни Косби, попросил каждого из нас честно, внимательно взглянуть на собственное прошлое и нарисовать хронологию грехопадения, приведшего нас к гомосексуальности. И я с ужасом осознал, что сексуальное влечение к мужчинам развивалось у меня бок о бок с растущей любовью к литературе. «Истории школы Вейсайд» — первая влюбленность в парня; «Убить пересмешника» — первый поиск гей-порно в интернете; «Портрет Дориана Грея» — первый поцелуй с парнем. «Неудивительно, что у меня отобрали «Молескин», — подумал я.

 

Чтение светской литературы в ЛД («Любовь в действии») не поощрялось, пациенты могли читать только «материалы, одобренные персоналом», как говорилось в справочнике. Предполагались, конечно же, христианские авторы, фундаменталисты. Однако всего несколько дней без книг довели меня до депрессии — по ночам я никак не мог уснуть. В школьные годы я изо всех сил старался уберечь себя от излишней любви к книгам, чтобы они не превратили меня в еретика и не толкнули на греховный путь, по которому следовали мои любимые персонажи. За год в колледже я полностью освободился от этого страха. Чтение там широко поощрялось, и я почти забыл, каково это — бояться, что в книге таится демон. Именно так я подумал, когда впервые прочел «Заводной апельсин». Наэлектризованный язык Берджесса бежал сквозь мое тело так стремительно, что, казалось, кожа воспламенилась, зарядилась демонической силой. Смогу ли я когда-нибудь снова читать так свободно, как в колледже? Или буду вынужден посещать ЛД, как все здешние наставники, долгие годы, уживаясь с побочными эффектами собственного греха, прячась от окружающего мира? 

 

«Господи, сделай меня непорочным», — молился я, глядя сквозь стакан воды на размытых дикторов, на размытую надпись «Гуантанамо», которая деформировалась в нечто вроде «Гаргантюа». Мне хотелось погрузиться в забвение, как делали люди вокруг, хотелось смеяться ерунде, листать газету, провести самое обычное утро. Но жаргон ЛД уже полностью завладел моим сознанием, не оставляя пространства для привычных мыслей, которые успокаивали меня, убеждали, что окружающий мир — самое обычное место. Прошлой ночью, пока я лежал на раскладушке в номере и в голове гудели правила из справочника ЛД, больше всего на свете мне хотелось взять джойстик от «Нинтендо 64», подключенной к телевизору, и пройти пару уровней «Марио» — да чего угодно, — лишь бы остановить бесконечный цикл самобичевания. Но игры тоже были под запретом.

 

Нравственный перечень (НП) — еще одна штука, позаимствованная «Любовью в действии» из практики Общества анонимных алкоголиков, которая теперь заменяла мне чтение и письмо. По вечерам я должен был сосредоточиваться исключительно на собственной греховности и искать в своем прошлом примеры греховного поведения, расписывать их в мельчайших подробностях, делиться написанным на групповой терапии и верить в то, что Бог поможет мне избавиться от грехов.

 

НП помогал определить наши ЛО (ложные образы), развитие которых мы могли проследить по всем этим А, ПО, $ («Алкоголизм», «порнография», «азартные игры». — Прим. Vogue) и другим значкам генограмм, определяющим греховный путь наших семей. Я не особенно делился с мамой тем, что происходило в ЛД, но даже то, о чем я ей рассказал, показалось ей таким сложным, что она не обратила внимания на дорожные знаки на периферии и едва не пропустила нужный поворот, когда мы мчались утром по шоссе. 

 

— А на каком шаге используется НП? — спросила она, резко поворачивая руль. 

Торговый комплекс слева, магазины справа, утренний свет просачивается сквозь листья деревьев. 

 

— НП используется на всех двенадцати шагах, — ответил я, глядя на свою домашнюю работу, которая лежала на раскрытом на моих коленях справочнике. 

 

Я наспех перечитывал написанное, пытаясь понять, нет ли в моем тексте чего-то чересчур постыдного. Но, сказать по правде, меня смущало все. Смысл упражнения состоял в том, чтобы осознать, насколько позорны наши воспоминания, и переделать их согласно Божьему замыслу. А терапевтическая группа обеспечит нам необходимую обратную связь и поможет преображению. Это напоминало мне поэтический семинар, который я посещал во втором семестре. Такие же чувства вызывали во мне противоречивые высказывания однокурсников, суть которых заключалась в том, что литература не должна никого оскорблять и должна транслировать лишь общепринятые догмы. 

 

Наверное, только так и можно войти в Царствие Небесное, очистив себя от заранее заложенных установок и реакций, от резких суждений; не создавать себе кумиров, стать пустой оболочкой, сосудом для Господа. Библия ясно излагает требования. Вот что говорится в «Книге притчей Соломоновых» о Божественных заповедях: «Навяжи их навсегда на сердце твое, обвяжи ими шею твою». Если бы это зависело от меня, я бы уже давно вскрыл свои ребра и выгравировал Слово Его на своем бьющемся сердце. Но, похоже, только наши наставники обладали достаточным знанием и опытом, чтобы орудовать скальпелем. 

 

Думаю, я плохо спал по ночам именно потому, что никогда раньше так не выворачивался наизнанку, чтобы отыскать свои грехи. Лишенный записной книжки, книг и видеоигр, я должен был сосредоточенно, не отвлекаясь, обнажить самую уродливую и позорную часть своей личности. Чтобы наполниться Духом Святым, надо было сперва избавиться от духа человеческого. Разглядывая свое позорное прошлое в раскрытом справочнике, лежавшем у меня на коленях, я сомневался, что это вообще возможно.

 

— Как часто тебе надо будет писать этот НП? — спросила мама. 

 

Ее руки на руле, точно стрелки на циферблате, указывали на десять и два часа. Она всегда так держалась за руль. Мимо с безупречно равными интервалами проносились деревья; высоковольтные провода снижались и снова взлетали ввысь; по обочинам дороги мелькали дорожные знаки одной и той же высоты и ширины; мамины руки не шевелились. 

 

— Каждый вечер. 

 

Несмотря на бессмысленность многих занятий в ЛД, я гордился тем, что разобрался в них с первого дня и раньше других запомнил все шаги. Мне нравилась роль отличника, и маме тоже нравилось, что здесь я учусь не хуже, чем в школе. 

 

— А что, если тебе не о чем больше будет писать? 

 

Кожаное кресло скрипело под ее благоухавшей лосьоном кожей. Мама очень хотела узнать, о чем я пишу, но боялась спросить. 

 

— Что случится, если ты исчерпаешь материал? 

 

НП служил своему составителю напоминанием обо всех его прегрешениях против Господа. В случае с нашей группой грех всегда заключался в сексуальной непристойности, не только в физическом акте, но и в соблазне. Мама и не подозревала, что, будучи геем на Юге, этот материал невозможно исчерпать. Она также не знала, что скрывать свою ориентацию, каждый раз отводить взгляд при виде симпатичного парня, падать на колени, едва в сознание закрадывается непристойная мысль, или жестикулировать чуть более феминно, чем обычно, — все это постоянно вызывает у тебя желание извиняться, каяться, молить о прощении. Невозможно сосчитать, сколько раз я согрешил против Господа. Если бы захотел, я мог бы заполнять нравственный перечень каждый вечер до конца своей жизни.